Лёха - Страница 84

– Что? Вши? – искренне удивился и даже испугался Леха.

– Ну да. А ты что думал? Не горностаи же… Немец-то, по наградам судя, повоевал уже, а в Польше этого добра полным-полно. Народ там бедный, диковатый. У нас там старшина Карнач побывал во время освободительного похода. Очень удивлялся – мужчины даже в деревнях – в шляпах и костюмах, как тилигенты какие, а все вшивые. И не моются. Нет такой привычки. И у немцев тоже этого нет, вот вшивыми и ходят.

– Немцы ванны принимают! – уверенно сказал в ответ Середа.

– Да хотя б и так – много ты тут ванн видел? – обрезал его Семенов.

– Ладно вам… что мне-то делать? – тоскливо спросил Леха, судорожно вспоминающий, какие страшные болезни разводят и передают вши.

– Да сейчас почистим, пропарим. Мышки у тебя бритые, так что воши не зацепились, и гнид нету. А так бы – спалили бы тебе шорсть или сбрили. Черт, ни одной бритвы на четверых нет, все фрицы себе оставили.

– А в голове, в голове нет ничего? – волновался Леха.

– Этого не скажу, голова у тебя не прозрачная. Ты, видно, про волосы спрашивал?

– Кончай дурковать. Слушай, я серьезно!

– Да не волнуйся ты так, справимся. Подумаешь, вши. Эти, к слову, платяные, точно. А они границы не нарушают. Те, что платяные – они в одежке, те, что волосные – в волосах, ну еще… – Тут деликатный дояр смутился немножко и смущенно продолжил: – Они в паху водятся. Надо, кстати, там у тебя посмотреть, фриц-то покойный бравый был, вполне мог и намотать с прошмандовки какой гулящей.

– Не Фриц, его Карлой звали, – поправил буквоед Середа, блаженно гревшийся на солнышке после мытья, попутно копаясь в барахле.

– Да хоть Гинденбургом, – огрызнулся Семенов.

– Вы такие спокойные, словно с вшами все время дело имели, – удивленно заявил Леха, поспешно выбираясь из возможно заразившихся от мерзкого кителя штанов.

– Экие у тебя труселя знатные! Пышные труселя, прямо сказать, – оценил артиллерист нижнее белье менеджера.

Семенов переглянулся с бурятом, – забыли как-то, что штанцы, в которых к ним потомок вышел, на человека неготового оказывают сногсшибательное впечатление.

– Ну так мы же не штабные, нас постоянно то санинструктор ротный, то фершал батальонный проверял. Потому как вшивый красноармеец – это чепэ. Сыпной тиф и прочие гадости. Для того и головы бреют, и вещи смотрят, и пропарка, если что, в вошебойке. Да все давно, с Гражданской уже налажено, – пояснил колхозник.

– Во, я ножнички нашел! – сказал возившийся в наваленном на вездеходе неугомонный Середа.

– Ты что там копаешься? – спросил Семенов.

– Да руку перевязать хочу, побаливает, а тут как раз аптечка – сейчас почитаю, что зачем. Ножнички же – как раз ему волосню посрезать в срамном месте. Дать?

– Давай!

Леха не очень сноровисто стал стричь свои курчавые шерстяные залежи, по возможности старательно осматривая каждую прядку, боясь увидеть на волосках только что показанных ему на одежде небольших – миллиметра по три в длину, серо-коричневых полупрозрачных веретенец с лапками на передней части.

Тем временем Середа с Семеновым переглянулись и прыснули оба.

– Да чего вы! – рассердился и так обиженный судьбой потомок.

– Постриг принял?

– Да.

– И ничего не нашел?

– Ничего… вроде как.

– И правильно. Портки-то с фрица носил Середа. Ему и волноваться. А он не волнуется. Знаешь, почему?

– Да хватит тебе тянуть! – взвыл Леха.

– Не чешется у него. А где вши – там чешется. Ладно, постригся – хуже не будет. Давай, иди мойся! Вода готова, – велел Семенов.

– А китель? Выкинем?

– Зачем? Сделаем самодельный утюжок и прогладим одежку по швам. Воши и пригорят вместе с гнидами. Солдатская смекалка, как Уланов говорил.

– Что еще за утюжок?

– А котелок вон; кладешь в него угольки, он нагревается – и через мокрую портянку пропаришь. Дешево и сердито.

После мытья менеджер почувствовал себя счастливым. Такая радость обуяла, что давно подобного не чувствовал. И даже насморк приутих. Помытые места уже и не чесались вроде, и как-то все стало казаться в более радужном цвете. Но радоваться жизни и предаваться неге не дал артиллерист, затеявший чистить свой «парабеллум», а заодно заставивший и менеджера достать свой новоприобретенный блестящий «Штайер». Бурят примостился рядом с карабином, а Семенов, наоборот, зарядил свой пулемет, и тот стоял рядом в полной боеготовности.

– На тот случай, если кто припрется, а мы тут все в разобранных деталях, – пояснил он вопросительно посмотревшему на него Лехе.

Чистка получилась, в общем, неудачной. Сначала обломилось у бурята – шомпол оказался непривычно коротким, и прочистить им ствол было невозможно. Потом долго копались с «парабеллумом», который артиллерист сумел разобрать, а вот сложить головоломку обратно оказалось очень и очень непросто. Свой пистолет Леха даже и разбирать не стал, свои способности в сборке-разборке он критически оценил как никакие, ровно от слова «вовсе».

Потерпев фиаско в чистке, зато вволю повертев незнакомое оружие в руках, поприкладывались и, узнав, что Леха раньше никакого боевого железа в руках не держал, кинулись его учить – и так шумно, что спохватившийся Семенов тут же отправился на пост, ужаснувшись вслух, что они два дня, считай, без охраны дурака валяли. Жанаев недовольно засопел: он все-таки старался и караулить тоже, но промолчал. В конце концов, Семенов был прав.

– Ты что, за все время никакого оружия в руках не держал? – удивился артиллерист.