– Точно. Полыхнуло столбом. С одной стороны, повезло – мотор от огня сбитым брезентом и всяким мусором был прикрыт. С другой стороны – мотор и так тянет плохо (брезент на воздухоприемниках лежал), а тут совсем почти скис. Загореться вся машина должна вот-вот. Половченя это сообразил – и из башни прямо на огонь и выпрыгнул.
– Так он тогда обгореть должен был – они же все в промасленных комбезах, – удивился Леха.
– А надо учесть, что на войне все бывает не как в книжках, – с чувством превосходства заявил лейтенант Березкин, при первом же взгляде на которого любой с глазами понял бы ясно, что это – книжный ребенок.
– То есть? В смысле, что в жизни все не так, как на самом деле? – с умным видом сказанул явную околесину Леха.
– Они ведь, танки эти, сначала не хотели с нами оставаться, думали вперед проехать. Вот эта тридцатьчетверка с мостом вместе в реку и завалилась. Не рассчитан был мостик на такую железяку. Мы им, конечно, помогли, но, пока вытягивали танк, – его экипаж и промок до нитки, и в грязище перемазался по уши. Вылезли, как глиняные големы. А помыться немцы не дали, так что когда Половченя выпрыгнул, то загореться он не мог. Разве что если б в огне подольше побыл, то получилась бы терракотовая статуя танкиста.
– Это как? – удивился Семенов.
– А как утка, запеченная в глине, – отозвался ефрейтор.
Березкин продолжил, дернув плечом:
– Но он быстро сообразил – с краю брезент не горел, он схватил за край – и с танка долой. Пока в сторону тащил – на него четверо саперов навалились. Начался громкий мордобой с рукоприкладством, поножовщиной, пальбой, на вопли остальные танкисты повыпрыгивали… Ну а когда мы подоспели – трех саперов танкисты зарезали и пристрелили в рукопашке, а четвертого скрутили-спеленали – у него такой шеврон на рукаве был, уголком; решили, что старший. А ловкий Половченя ухитрился от трех выстрелов, почти в упор, увернуться, а вот четвертой пулей его достали, да еще и так неприятно. Потом танкисты все же укатили, забрав с собой уцелевших с БТ сгоревшего, а я лейтехе рыжему обещал, что за раненым приглядим. Немцы к нам потом не лезли, но обошли и справа и слева, пришлось отходить. Так что танкист наш – боец что надо, и в оружии разбирается, и в боеприпасах. Пока пулеметы в группе были – и диски и ленты набивал, словно машина фабричная. Говорил, что и в моторах понимает, так что если у местных и впрямь какая техника завалялась по лесам, то лечить его должны от души, он того стоит.
– Поставит на ход?
– Вполне. А еще он умеет бензиновые зажигалки делать, только кремешки нужны и инструменты слесарные. Золотые руки, одним словом, – с гордостью, словно раненый танкист был его близким родственником, заявил лейтенант.
Семенов порадовался за невзрачного танкиста, подивился наглости и нахрапистости немецких саперов, намотал на ус не слышанные раньше способы драки с танками, но мысль о том, что дальше делать с потомком, из головы так и не ушла. То есть с практической точки зрения – боец и сам понимал, что лучше остаться. Но вот невыполненный приказ – хоть и отмененный формально старшим по званию в полном соответствии с уставом – тяготил душу. И здесь тоже сомнения грызли. Видал уже Семенов не раз, как эти городские, уверенные в том, что все знают лучше всех, а уж тем более – лучше темных крестьян, брались давать рекомендации и руководить, и как потом все летело кувырком от такой нахрапистой глупости.
С другой стороны, потомок все-таки что-то, но знал, про те же танки, например. Тут же вспомнилось испуганное лицо покойного Петрова, которому Леха спросту рассказал нечто про высшее руководство страны, отчего неглупый и смелый слесарь всерьез перепугался. И за меньшее наказывали свирепо, однако сам Петров не боялся и политические анекдоты рассказывать товарищам, и если уж так ужаснулся, то неспроста.
Середа и Половченя, конечно, высказались за то, чтобы прибиться к группе этих новорожденных партизан, это бойца уже никак не удивило. И лейтенантик ожидаемо принял решение – дал согласие присоединиться. Оба соблазнителя приняли новость с явным удовольствием.
Тут же были развернуты перед окруженцами «розовые дали и голубые горизонты» – как не без ехидства отметил артиллерист. Буквально завтра же пообещали прислать проводников и помочь с переездом в лагерь, где поудобнее будет. Лейтенант спросил про патроны к ТТ, и его порадовали тем, что именно таких полно. Ефрейтор ненадолго отлучился и принес своему командиру чуть было не похороненный в тайнике автомат.
Это оружие вызвало много вопросов у незнакомцев, и авторитет лейтенанта в глазах местных явно поднялся. Семенов вынужден был признать, что обращался Березкин со своим оружием ловко и даже щеголевато, очень умело и наглядно показав устройство и самой машинки, и странноватых здоровенных банок-дисков. Чувствовалось, что наличие такого новехонького автомата в отряде сильно повышает уважение.
Сам же лейтенант, судя по его поведению, был готов продать душу за ящик патронов к своей любимой пулялке, как бы неправильно это ни звучало в свете единственно верного учения и безбожия последнего времени.
– А откуда у вас пистолетные патроны?
– Со склада милицейского. Успели вывезти в последний момент: немцы на мотоциклетках уже по хороду шныряли, а наш человек на тележке из-под самого носа у них увел. Как чувствовал, что приходятся, – довольно улыбаясь, сказал пышноусый.