Лёха - Страница 96

– Это у вас, городских, все на блюдечке с голубой каемочкой, булки на деревьях растут, – ввернул в отповедь слышанное как-то Семенов.

– А у вас? – подначил его Середа.

– А у нас – шиш. Из деревни все только драть горазды. И раньше не шибко богато было, а сейчас и тем более: хрен ты где мануфактуру найдешь. А военное – что одежка, что обужа – все крепкое, качественное, надолго хватит. А потом можно перелицевать. Перешил – и носи снова. Это только перед войной стало жить хорошо, а до того-то – всякое бывало. Я вот – голодал. Ты ж небось не жрал такие лакомства, как вареный корень лопуха или там щи из крапивы, а?

– Не, мы лебеду ели, – усмехнулся Середа.

Дояр только махнул рукой: напоминал ему этот языкатый парень покойного Петрова, только этот был добродушный и не бесил.

– Нам надо еды на первые два-три дня. Потому как нашумели мы тут, надо подале убежать. Жрать готовить будет просто некогда. Надо, значит, не меньше фунта хлеба на человека в сутки. Это на нас четверых – два больших деревенских каравая. Муки бы неплохо и крупы. Их готовить можно быстро. Считай, на ходу. Крупу водой залил, идешь себе, а она в котелке разбухает, через час недолго поварил – и кушай кашу. Кроме крупы можно и муку взять, из нее болтушку с салом варить. Сало, кстати, тоже очень бы пригодилось. Сперва в котелке муку слегка обжарить, затем залить водой или молоком и варить на малом огне четверть часа, добавив сало на посредине. Пальчики оближешь.

– Кончай тут ресторанные речи, и так слюни потекли, кулинар ты столичный, – осек Семенова артиллерист.

– Просто мука – дело на все руки. Нам вон старшина Карнач показывал, как лепешки на саперной лопатке жарить. Говорил, что и блины можно так печь.

– Риск слишком большой. А я продолжаю настаивать, что менять лошадь на другую еду – глупо, тем более имея в составе отряда бурят-монгола, умеющего готовить конину. Дурь получается: это как найти ящик водки, продать, а деньги пропить, – твердо сказал Середа.

– Чтобы из этой лошадки мяса наготовить – надо неделю потратить на лежку в чаще, коптильню и работу. Да и потом жевать то мясо – не пережевать. Ты конину ел?

– Ел я конину, вполне себе вкусное мясо, на мой взгляд, баранина уступает в разы. Жестковатое, да, – кивнул головой артиллерист.

– Где и когда? – заинтересовался Жанаев.

– Здесь. Недавно. Когда нашу батарею ополовинили, побили пушки и тягло, кроме конины и жрать было нечего, – точно ответил Середа.

Бурят кивнул.

– Варить конину долго, вялить – и подавно. Коняшка немолодая, жизнью траченная, жевать ее мясо – занятие на любителя, – уперся дояр.

– Ну хорошо, Семенов, раз ты тертый деревенский, крапиву-лебеду ел, может, все же не пойдешь в деревню? Корешков нароем. А крапивы я тут недалеко видал цельную плантацию.

– Да некогда нам этим заниматься. Корень лопуха и корень камыша лучше варить. Брюхо лучше принимает. И долго варить, это не каша. Да и крапива хороша только когда молодая. А тут она уже заматерелая. В твой рост будет. Из такой крапивы уже мешки плести можно. Кстати говоря, то же касается и конины. Мясо старой лошади о-о-очень такое, знаешь, сложно жующееся, – хмуро, но терпеливо ответил дояр.

Середа вздохнул. Видно было, что он не переубедился.

– Гробить коняшку ради ста кил мяса, которое еще хрен сохранишь – дни еще теплые, – жалько. Вот барана или козла если выменять – да, прямой расчет. А коняшку – жалко. Лучше уж шмат сала, мешок муки и крупы. Вопрос в соли. Жрать конину без соли – то еще удовольствие. Сохранить без соли – тоже. А соли у нас нетути.

– У нас есть трофейная соль от немцев, вроде как немецкий паек – двадцать пять грамм соли на солдата. На скотину точно не хватит, пакетиков соли было три штуки, – заметил к слову Леха.

– Итого – заготовленная конина пропадет. И еще – прибить и разделать скотину – это весь день точно уйдет. Все будут по уши в крови, а мыло у нас есть? – кивнул колхозник.

Середа поморщился.

– Тут товарищи говорили, что жрать захочешь – и подметку прожуешь, – ответил он.

– Только вот нам надо сразу запастись алоэ и маслом для лечебных клизм, после того как та конина картечью выходить будет. Читал я такое, было дело, что у азиатов-китайцев вроде такая казнь была, когда осужденного кормили только мясом, и у него мясо вызывало такой запор, что палкой не пробьешь. И дох такой преступник от кишечной непроходимости в китайских муках, – заметил Леха. Ему не улыбалось жевать непонятно какую конину.

– Нелепость какая! Ну сколько тебе еды дадут? Пуда два, больше-то не унесешь! Два пуда это – тридцать два кило, а лошадь весит больше двухсот всяко, выгодный обмен-обман, да! Плюс хвост. И от мертвого осла уши впридачу. Кулацкие настроения какие-то, – заворчал артиллерист. Как и положено украинцу, он очень туго поддавался на переубеждения в споре.

– А нам выбор невелик. Так ить деревня-то на еде всегда сидела, она и условия ставила. Менять-покупать – это все в пользу деревни. Тем более время поджимает не деревню, а нас. Над ними-то не каплет, а вот над нами… Оно, конечно, мы можем явиться с пулеметом наперевес и реквизировать, что на глаза попадется. Хотя деревня – она тоже гадости делать умеет. Можем и не уйти, зароют на огородах в виде компоста, – терпеливо пояснил Семенов, чем удивил Леху.

Середа выразил мимикой, жестами и прочими телодвижениями категорическое несогласие и потом предложил пойти всем вместе. Но осторожный дояр и здесь не уступил: