Лёха - Страница 138

138

Тяжелая немецкая машина стояла перекосившись, пар от нее валил уже не как от паровоза, а скорее как от забытого на печке чайника. На водительском сиденье, не по-живому обвиснув на перекинутом через живот ремне, сидел не пойми кто – опять не привычная была форма, не немецкая, а светловатая, горохового странного цвета, густо залитая кровищей. Второй немец – в такой же странной форме – валялся тут же рядом. Леха, словно охотничий пес в норе, рылся в багажнике, а Жанаев и тут вылез из кустов сбоку, только когда убедился, что – свои.

Семенов заметил, что ефрейтор ощетинился, как только увидел немецкую форму на потомке, словно кот, встретившийся нос к носу с собакой. А лейтенант, наоборот, как-то по-детски обрадовался и поднял сжатый кулак, сказав: «Рот фронт, камерад!» – видать, сгоряча подумал, что это – немец, из тельмановцев. Перебежчик-коммунист.

Леха высунулся из багажника, удивленно поглядел на радостного офицера и кивнул головой, вроде как приветствуя, после чего, отдав дань официальным мероприятиям, спроста заявил Семенову:

– Гляди, тут у них еще и карабин оказался, тоже «маузер», только патроны к нему странные, я таких не видал раньше, – ляпнул потомок, не слишком заморачиваясь субординацией, наличием посторонних людей и целого командира РККА из, как ни крути, начальствующего состава.

– А с машиной что? – с надеждой, но очень слабой, спросил жилистый ефрейтор, не удержался. Вышло это у него не слишком героически, а неожиданно робко и просительно.

– Машине – кирдык! – важно ответил Леха.

– Совсем?

– Абсолютно! Пробит радиатор и двигло тоже в дырках, чуете, как маслом воняет? Ну и колесо пробито, а запаски у них нету, я поглядел.

– Эх, черт, жалко! Экая дьявольская незадача. Будь оно все проклято трижды, – старательно выговорил лейтенант, но и у него сказанное получилось весьма неестественным.

Семенову показалось, что мальчишка этот старательно пытается выглядеть настоящим матерым воякой, свирепым и ругательным, но вышло это не так, как, бывало, получалось у известного полкового матерщинника капитана Дергача, а словно читал школьник книжку с картинками – и вот это тоже прочел, а сейчас пересказал. Опять же не мог не заметить Семенов, что Дергач лаялся только в пиковых ситуациях, когда от его ругани застрявший грузовик, бывало, будто сам выскакивал из грязи, а в спокойном состоянии говорил по-человечески, но этот мальчик и тут не угадал.

Интересно стало – а зачем этой парочке машина понадобилась? Но решил погодить с расспросами, ясно было – надо быстро разобраться с трофеями, машину оттолкать в лес поглубже да уносить ноги. Светлого времени осталось с гулькин нос, а еще на ночевку вставать надо и худо-бедно лагерь приготовить. Насчет Лехи решил пока Семенов тоже погодить, помолчать.

Менеджер Леха

Пальба началась настолько внезапно, что он чуть не подпрыгнул от неожиданности.

Надо признать, что все силы и внимание уходили на то, чтобы не брякать и не греметь всем развешенным на нем добром, вот и получилось так неприкольно. Идти было трудно, хотя – не без гордости отмечал про себя потомок – за последнее время он явно прокачал перк «выносливость», и теперь марши уже не выматывали так, как в первые дни.

Однако трофейные сапоги намяли ноги – хотя вроде по размеру и вполне комфортны были, но вот в подъеме жали. Как умно пояснил знающий Середа – колодка у них другая, под европейскую ногу, а у европейцев стопа плоская, потому вот так выходит. Не то чтобы больно, но неудобно. Еще хорошо, что навострился портянки наматывать – не такая уж сложность оказалась, а стопу они берегли куда лучше, чем носки, странно было убедиться в этом самому.

После дневки сил прибавилось, организм, получив отдых и жратву, быстро восстановился, и теперь Леха чувствовал себя вполне на коне. Ну может, и не на коне, а чуточку конем. Вьючной лошадью. Больно уж много чего тащить пришлось: обросли добром, а бросать жалко; за что ни схватись – все нужное. Самое главное – не бренчать при ходьбе, что сначала казалось задачей невыполнимой, но после того, как Жанаев и Семенов поколдовали над положенным ему для таски и носки добром – оно как-то удобно разместилось по телу, и даже немецкий бачок от противогаза перестал изображать из себя погремушку. Середа немного ехидничал по привычке, но ничего не заподозрил, так как был уверен, что в авиации все эти самолетные писаря-хвостокруты ходят, как баре, в носках и вообще нос задирают, а на что толковое не очень способны.

При первых же выстрелах Леха и сам не понял, как оказался на обочине в кустах. Но сидел бодро, хотя сердце застучало сразу молоточком, винтовку успел с плеча сдернуть и теперь – хоть памятник с него лепи. Разве что наверняка в глазах немного испуга было, потому как оказавшийся рядом бурят глянул мельком и автоматически успокоительно кивнул головой, дескать, не боись, салага. Еще различил в кустах ствол пулемета, который Семенов успел установить на сошки и развернуть в сторону стрельбы, да Середа вроде пистолет свой из кобуры вытянул.

А выстрелов больше и не было; вот и думай, что делать. Лехе страстно захотелось попятиться задом в лес, подальше и поглубже. Но все сидели, настороженно ждали чего-то. Стрельба-то совсем неподалеку была, метров триста, наверное. Не дальше. Хотя если б кто спросил менеджера, почему он решил, что триста, а не четыреста – не ответил бы внятно. Но вот для себя решил, что так – триста.

138